Дорогами китайской дружбы

На Тибет я попал, можно сказать, случайно. После горного маршрута вокруг восьмитысячников Аннапурны оставалась две недели отпуска, попутчиков в запланированную Бирму не оказалось, в Индию ехать было еще рано, и я записался на еженедельную ознакомительную экскурсию на Тибет. Желающих посетить “крышу мира” в этот раз набралось на три автобуса. Многие турагенства столицы Непала Катманду в семь утра подвезли своих клиентов к каравану автобусов у магазина “North Face”.

Были представители со всех уголков земного шара – канадцы, израильтяне, французы, россияне, американцы, мексиканцы, бразильцы и даже местные непальские туристы. К вечеру мы должны были предъявить китайским пограничникам наши групповые визы для проверки, а так же лбы для измерения температуры инфракрасным термометром – китайцы боялись ввоза нетипичной пневмонии в страну. К этому моменту мы уже все перезнакомились, чему помог один инцидент в середине пути. Как раз в этот день в семидесятиметровую пропасть упал рейсовый автобус с 45 пассажирами. Только восьмерым удалось спастись. Родственники и близкие погибших, не видя никаких действий со стороны местных властей по спасению останков, в отчаянии забаррикадировали единственную в этих местах дорогу. Если бы не проколотая шина, мы бы проскочили это место с нашими остальными попутчиками. Когда мы подъехали, митинг местных жителей был в самом разгаре. Ораторы, сменяя друг друга, взбирались на баррикаду, а зрители, расположившиеся на склоне горы, одобрительно их поддерживали своими криками. Подоспевшие люди с огнестрельным оружием, назвавшиеся армией, даже не пыталась расчистить трассу, так как многие были родом из близлежащих деревень и не хотели себе лишних проблем. Зато у военных нашлась лебедка, которую наша интернациональная команда попыталась применить для вытаскивания затонувшего автобуса. Когда, наконец, конструкция была собрана, и нужно было приложить физические усилия, оказалось, что пар уже был выпущен, люди равнодушно сидели на камнях и смотрели на бурлящую воду. В это время подошел один из двух наших автобусов, возвращающихся с границы. Мы договорились с водителем и начали переносить свои вещи через камни. Но тут местные жители вдруг разобрали баррикаду и стали молча расходиться по домам. Безысходность взяла верх. Когда мы в не менее подавленном состоянии добрались до границы, то узнали, что сегодня “таможня добро уже не дает”. Въехать в Китай мы смогли только на следующий день, причем, наша международная команда пересела в джипы, и, чтобы нагнать потерянное время, должна была набрать две с половиной тысячи метров по вертикали…

Как известно, Тибет – это плато, в среднем расположенное на высоте четырех километров. На такой высокогорной местности на людей с равнины начинает действовать горная болезнь. Для прохождения должной акклиматизации необходимо подниматься не более, чем на 500 метров в день. Наказанием за нарушение этого правила приходят головные боли, проблемы с вестибулярным аппаратом и, самое страшное, отсутствие аппетита. Закаленному недавним переходом через перевал Ла (5300м), мне первому из команды удалось приступить к дегустации местной кухни. Вторжение китайцев на территорию Тибета в 1959 году вместе с проблемами политического и духовного характера внесли еще и несвойственные местному населению вкусовые привычки. В меню многочисленных китайских ресторанчиков стали появляться неведомые доселе блюда из цыплят, мелких рыбешек, кузнечиков и т.д. Верные своим буддистским принципам, тибетцы едят только мясо яков, и то, забивают этих животных исключительно в октябре, растягивая запасы протеинов на весь оставшийся год. Мелких животных не трогают, ибо иначе приходилось бы отнимать больше жизней, чтобы насытиться. Добавкой к сушеному ячьему мясу служит обжаренная ячменная мука – цампа, которую размешивают с маслом и горячим чаем. В общем, тибетская кухня мало чем отличалась от высокогорной кухни шерпов, с которой мы уже были знакомы. В китайских же заведениях общепита меню пестрели разнообразием блюд. Единственная проблема – все записи были выполнены иероглифами. Официанты совсем не понимают английского. Общаться приходилось средствами пантомимы – а отсюда понятно, что рацион ограничивался блюдами из курятины, так как этих животных было легче всего изобразить. Очень часто владельцы кафе заставляли местных клиентов высаживаться из-за стола, чтобы мы имели возможность посмотреть, что уже было подано, и может быть выбрать что-либо для себя. Зайдя в китайское заведение, выйти оттуда голодным было уже невозможно. Хозяева буквально ложились на пороге, не позволяя нам покинуть помещение. А раз уж мы садились за стол, нам тут же наливали традиционный жасминовый чай, который мы назвали гомеопатическим за его исключительную прозрачность. Стаканчики поддерживались полными до самого момента нашего ухода. А вообще мы вывели для себя закон, что чем меньше повара знают иностранных языков, тем вкуснее они готовят.

Около половины членов нашей команды оказались новоиспеченными выпускниками буддистской школы медитации при одном из непальских монастырей. При любой предоставляющейся возможности они садились, скрестив ноги в позе лотоса, и принимались следить за биением своих сердец и дыханием. Меня же меньше всего интересовал внешний антураж, а привлекали люди, исповедующие эту веру. Общение с монахами в монастырях обычно не клеилось поначалу. Позднее они объясняли это боязнью встретить китайских шпионов, которыми, по их словам, буквально наводнен Тибет. Разведчики являлись к ним даже в обличии монахов, собирая компромат и факты контрреволюционных проявлений. Комитет общественной безопасности и местный партком контролируют выдвижение на пост ламы, всячески поощряют стукачество. Если и раньше Далай-Ламы в основном не доживали до своего совершеннолетия из-за постоянных заговоров среди дворцовых функционеров, то последний четырнадцатый Далай-Лама вот уже более сорока лет не появляется на территории Тибета. Его изображения запрещены китайцами на территории Тибетской автонономии. За хранение фотографии Далай-Ламы можно сесть в тюрьму на семь лет. Сотни тысяч тибетцев пали в неравной борьбе с приверженцами «культурной» революции, от разразившихся в стране в результате хозяйственных преобразований голода и разрухи. Многие нелегально ушли в Индию.

Несмотря на это, каждое утро толпы верующих совершают по часовой стрелке обход (кору) святых мест столицы Тибета Лхасы. Паломники, вооруженные молельными мельницами, вместе с детьми пешком добираются из своих мест. На такие путешествия приходится затрачивать месяцы. А если паломник выбирает способ передвижения простираниями, то как минимум полтора года родные дома его не увидят. Почему так долго? Потому что в этом случае паломник измеряет пройденный путь длиной своего тела. Складывает руки в намастэ, проговаривает молитву, ложится на землю, а потом, встав, отмеряет шагами свой рост. На ладонях – деревянные дощечки, чтобы не стереть ладони. Дощечки приходится менять каждую неделю. Поверх одежды – кожаный фартук. Еще более сложными являются простирания боком. В этом случае нужно сначала сделать шаг вбок, а потом снова простираться на земле. Считается, что такие мероприятия – хороший способ избавиться от высокомерия и гордыни, препятствующих духовному росту. Кроме того, преодоление трудностей в пути позволяет страннику набрать определенное количество «заслуг», благодаря которым улучшается «учетная запись» паломника – его карма. Чем выше последняя, тем больше шансов ее обладателю совершить реинкарнацию в более благоприятных условиях…

С утра до вечера идут паломники к осиротевшему красно-белому дворцу Далай-Ламы – Потале, к главной святыне Тибета – монастырю Джоканг. Идут по горным каменистым тропам и построенным китайцами многорядным автострадам. Пробираются между белеными тибетскими домиками и современными небоскребами. Преодолевают заснеженные перевалы и регулируемые светодиодными светофорами перекрестки. Потому что так делали все их предки. А по тем же дорогам движутся туристы вроде нас, спешащие запечатлеть в памяти и на электронных чипах самобытный уклад жизни тибетского народа, уцелевшие от революций памятники культуры и народные обряды. И никто не знает, как долго будет продолжаться эта самоотверженная борьба коренных тибетцев с колонизацией и глобализацией, как долго сохранят они черты собственной национальной идентификации. Потому что прогресс не стоит на месте. В монастырях чайники греют не только с помощью солнечных отражателей, но и на электрических плитах, монахи вовсю совершают переговоры по мобильным телефонам, ламы ездят на Фольксвагенах, а традиционные красные сапоги меняют на кроссовки Адидас китайского производства.

Кстати, точно такие же опасения, но уже по поводу своей национальной культуры высказывал мой знакомый – ирландец, обеспокоенный засильем «макдоналдсов» в его стране. Он предсказал срок в 50 лет до полного исчезновения их национальных признаков.